Что я скажу тебе потом, через много лет, случайно встретив тебя на улице? Что все нормально, жизнь идет и работа продвигается?
Что происходит с нашей жизнью, когда заканчивается безоглядная пора и все становится на свои места, и мы начинаем улыбаться не безудержно-кривозубо, а снисходительно, одними уголками рта? От улыбок случаются морщины – когда эта мысль входит в наши головы? Когда наши головы перестают напоминать снопы искр и становятся похожи на изысканные орхидеи?
Я любила тебя, любила так, что сердце падало и разрывалось где-то гораздо ниже уровня земли, и теперь я узнаю наши тайные тропинки по этим оставшимся от моего сердца воронкам.
Зимой, когда все голо и потому особенно пронзительно, я вырываю день из своей такой прекрасной, но нынешней жизни, чтобы пройти по нашим следам, чтобы не встретить тебя и опять вернуться туда, где все так хорошо и нежно. Есть время сгорать и время светить. С тобой я сгорела, и пепел меня тогдашней развеян у порога твоего дома.
Когда любовь перестает рифмоваться с кровью и начинает стихослагаться с морковью и каким-нибудь еще овощем? Как это пошло, крикливо, инфантильно – любовь и кровь, ни один уважающий себя поэт не позволит себе такого, только женщина, не достойная никакого уважения, на ступеньках твоего крыльца бормочет остывшими без поцелуев губами, потому что ей все равно, потому что ее уже нет, и никто ее в детстве не предупредил, что, как и строчки, любовь может хлынуть горлом и убить.
Потом я буду не встречать тебя годами, чувствуя твое приближение издалека, как будто вдруг к моему сердцу приложили лед, и по этому чувству я буду бежать от тебя из дома, из трамвая, из поезда метро, из пространства, куда вот-вот через минуту войдешь ты.
У меня нет воспоминаний о тебе. Тех воспоминаний, которые в кино снимают сквозь дымку, подробных и ностальгических. И когда я иду по воронкам своего сердца, я не вспоминаю твоего лица. Я просто иду. Я просто прохожу мимо, как Русалочка, на цыпочках, по битому стеклу.
И все это время я живу. Я счастлива или не очень, я влюблена или не совсем, я живу и меня все принимают за живую, как если бы ничего и не было. Я уже научилась улыбаться одними уголками рта. Я никому не говорю о тебе, и уже все облегченно о тебе забыли. Я люблю и любима…
Вчера я опять не встретила тебя. Я не знала, не знала, не знала. Меня не предупредили, что все, что происходит с нами, остается в нас навсегда. Тогда, чуть раньше, в юности, просто не успеваешь подумать об этом, потом думаешь уже о том, что осталось. Если бы сразу, если бы кто-нибудь предупредил, что не зря все великие книжки о любви заканчиваются свадьбой, потому что потом ничего нет, потому что если любила так, то на всю оставшуюся жизнь ничего уже не осталось, кроме того, чтобы, как зашитому алкоголику, ходить и рассказывать, как это было, когда ты пил.
«Я счастлива жить образцово и просто, как солнце, как маятник, как календарь…» Я люблю поэзию до сих пор, хотя в ней давно нет смысла, и удивительны люди, которые до сих пор пишут, потому что, если кто-то заметил, вокруг давно уже нет слез. И все сосредоточено в газетах, а книги – мимо, дальше, шрифт бледнее.
Мой свет ровный, аккуратный, я знаю, сколько его во мне и как его распределять, и мои любимые нежно закрывают стеклом мой фитиль.
Мой пепел рассыпан на пороге твоего дома. И нерадивый дворник до сих пор не собрал его весь. Но когда-нибудь это все-таки произойдет, и я встречу тебя, и скажу, что у меня все хорошо, и жизнь идет, и работа движется.
Просто не надо ничего вынимать из своего сердца. Пусть все лежит там, и тогда оно постепенно растянется и станет большим и мягким.
Скоро я опять не встречу тебя. Я знаю твои пути, и мне достаточно правильно выбрать время, чтобы снова не встретить тебя.
Потому что если я тебя встречу, то пойму, что все наоборот.
Это не я столько лет не встречаю тебя.
Это ты столько лет не встречаешь меня.
скопировала у одного контакта на очередном сайте.
Что происходит с нашей жизнью, когда заканчивается безоглядная пора и все становится на свои места, и мы начинаем улыбаться не безудержно-кривозубо, а снисходительно, одними уголками рта? От улыбок случаются морщины – когда эта мысль входит в наши головы? Когда наши головы перестают напоминать снопы искр и становятся похожи на изысканные орхидеи?
Я любила тебя, любила так, что сердце падало и разрывалось где-то гораздо ниже уровня земли, и теперь я узнаю наши тайные тропинки по этим оставшимся от моего сердца воронкам.
Зимой, когда все голо и потому особенно пронзительно, я вырываю день из своей такой прекрасной, но нынешней жизни, чтобы пройти по нашим следам, чтобы не встретить тебя и опять вернуться туда, где все так хорошо и нежно. Есть время сгорать и время светить. С тобой я сгорела, и пепел меня тогдашней развеян у порога твоего дома.
Когда любовь перестает рифмоваться с кровью и начинает стихослагаться с морковью и каким-нибудь еще овощем? Как это пошло, крикливо, инфантильно – любовь и кровь, ни один уважающий себя поэт не позволит себе такого, только женщина, не достойная никакого уважения, на ступеньках твоего крыльца бормочет остывшими без поцелуев губами, потому что ей все равно, потому что ее уже нет, и никто ее в детстве не предупредил, что, как и строчки, любовь может хлынуть горлом и убить.
Потом я буду не встречать тебя годами, чувствуя твое приближение издалека, как будто вдруг к моему сердцу приложили лед, и по этому чувству я буду бежать от тебя из дома, из трамвая, из поезда метро, из пространства, куда вот-вот через минуту войдешь ты.
У меня нет воспоминаний о тебе. Тех воспоминаний, которые в кино снимают сквозь дымку, подробных и ностальгических. И когда я иду по воронкам своего сердца, я не вспоминаю твоего лица. Я просто иду. Я просто прохожу мимо, как Русалочка, на цыпочках, по битому стеклу.
И все это время я живу. Я счастлива или не очень, я влюблена или не совсем, я живу и меня все принимают за живую, как если бы ничего и не было. Я уже научилась улыбаться одними уголками рта. Я никому не говорю о тебе, и уже все облегченно о тебе забыли. Я люблю и любима…
Вчера я опять не встретила тебя. Я не знала, не знала, не знала. Меня не предупредили, что все, что происходит с нами, остается в нас навсегда. Тогда, чуть раньше, в юности, просто не успеваешь подумать об этом, потом думаешь уже о том, что осталось. Если бы сразу, если бы кто-нибудь предупредил, что не зря все великие книжки о любви заканчиваются свадьбой, потому что потом ничего нет, потому что если любила так, то на всю оставшуюся жизнь ничего уже не осталось, кроме того, чтобы, как зашитому алкоголику, ходить и рассказывать, как это было, когда ты пил.
«Я счастлива жить образцово и просто, как солнце, как маятник, как календарь…» Я люблю поэзию до сих пор, хотя в ней давно нет смысла, и удивительны люди, которые до сих пор пишут, потому что, если кто-то заметил, вокруг давно уже нет слез. И все сосредоточено в газетах, а книги – мимо, дальше, шрифт бледнее.
Мой свет ровный, аккуратный, я знаю, сколько его во мне и как его распределять, и мои любимые нежно закрывают стеклом мой фитиль.
Мой пепел рассыпан на пороге твоего дома. И нерадивый дворник до сих пор не собрал его весь. Но когда-нибудь это все-таки произойдет, и я встречу тебя, и скажу, что у меня все хорошо, и жизнь идет, и работа движется.
Просто не надо ничего вынимать из своего сердца. Пусть все лежит там, и тогда оно постепенно растянется и станет большим и мягким.
Скоро я опять не встречу тебя. Я знаю твои пути, и мне достаточно правильно выбрать время, чтобы снова не встретить тебя.
Потому что если я тебя встречу, то пойму, что все наоборот.
Это не я столько лет не встречаю тебя.
Это ты столько лет не встречаешь меня.
скопировала у одного контакта на очередном сайте.
- о! в точности такой котенок)))))))))))
